Принцесса без дракона - Страница 4

К вечеру во дворе собралось много посторонних. Якобы по приказу Ее Величества, королевы-матери Терезы. Две повивальные бабки из Малой Катахрезы, повитуха из Вражин, знающая ведьма-порченница Меланфия, проезжий лекарь с патентом от самого Метацельса. Лекарь был странный: жирный, безусый, безбородый. Говорил тоненьким, как свирель, голосом. Тюха таких лекарей сроду не видел. Еще около собравшихся терся колдун Фитюк. Но делал это как-то безрадостно, уныло, с обреченностью во взоре: словно бродяга возле свадебного стола. Зная заранее — потянись за хлебцем, а тебя по рукам, за ушко и на солнышко.

Точно: когда королева-мать, строгая и отрешенная, будто на похоронах, повела гостей в покои принцессы, Фитюка не пустили.

— Не наше, брат, дело! — ухмыльнулся колдун Тюхе. Зубы в колдовской пасти росли криво, но крепко, а язык был фиолетовым. — Нам с тобой из-за кустов подглядывать… А ежели грамоту карябать, то требуются бабы. Или полубабы, навроде энтого лекарца.

— Какую грамоту? — не понял Тюха.

— Доверительную. Плашка, мол, или уже не плашка.

— Какая плашка?

— Не какая, а кто. Прынцеса, значит.

— Какая принцесса?

— Ты чего, умом тронутый? У нас прынцеса одна…

Сверху донесся крик Марии-Анны: "Не хочу! Вон! Пошли вон!" И следом горькие рыдания. Видимо, королева-мать идти вон запретила. Рыдания продолжались недолго. Вскоре бабы с лекарем спустились вниз, уже без королевы-матери. На лицах баб застыло совиное, мудрое оцепенение. По очереди они подходили к согбенному псарю Гервасию, на чьей могучей спине менестрель Агафон разложил лист пергамента, и ставили подпись. Кто крест, кто вымазывал палец чернилами и прикладывал. Ведьма коряво изобразила: "Vedma M." Лекарь расписывался долго и подробно, с указанием ученых степеней.

В окне наверху снова начали плакать, но уже еле слышно.

— В Зарбустане одна девица родила, — просвистел лекарь. — Тоже, говорят, от дракона. Так что ничего не значит. Требуется девятимесячный курс наблюдений специалиста.

— Не насмотрелся, голомозый? — заржал Фитюк. — Пицилист!

Лекарь с презрением фыркнул и ушел на кухню: ужинать.

— Что значит "плашка"? — тихо спросил паж у менестреля.

Агафон свернул пергамент в трубку:

— Помнишь, в сказках шейха Резада? "Жемчужина несверленая и кобылица необъезженная"? Так вот, плашка — это оно самое и есть. В отношении благородных особ женского полу.

— Ага, — кивнул паж, делая вид, что понял. Читая сказки, он полагал это изящным поэтическим оборотом, не имеющим прямого отношения к действительности. И уж во всяком случае не видел прямой связи между страданиями Марии-Анны, нашествием мерзких старух и арабскими кобылами. Хоть весь жемчуг мира насквозь просверли!

Менестрель внимательно посмотрел на него:

— Эх, ты! Одно слово: тюха…

Плач в окне продолжался.

— Сам ты плашка! — вдруг закричал Тюха, готовый наброситься на безвинного Агафона с кулаками. — Сам ты кобыла! Мерин!

Агафон не обиделся.

— Я не мерин, — буркнул он. — Я менестрель. Мерин был с патентом…

* * *

Ночью Тюха сидел у пруда. Никому до пажа не было дела, замок спал, и равнодушная луна, похожая на ненавистную рожу лекаря, лоснилась в небе. Лягушки квакали тихонько, плаксиво, будто обиженные дети. В распахнутом окне Марии-Анны шевелились занавески. Туча, подозрительно смахивающая на дракона, ползла с запада.

— Полуночничаем?

— Ага…

С запоздалым испугом Тюха взлетел на ноги, кланяясь:

— Ваше Величество!

— Сиди, сиди… Я так, погулять вышел.

Серджио Романтик присел на камень. Поморщился от сырости. Ладонью провел по лысине, от лба к затылку. Король выглядел больным и усталым.

— Что ты думаешь о бароне Ле Нэш? — неожиданно спросил он.

Тюха пожал плечами. Он не был знаком с бароном.

— Правильно. Тупой мужлан. Ушиблен шестопером при осаде Барвихи. Но честолюбец. За лишний вензель в гербе мать родную продаст. А как тебе барон фон Кайзеринг?

Тюха еще раз пожал плечами.

— И это верно. Двух жен в могилу свел, скряга. Сына голодом уморил. По вечерам спускается в подвал со свечой: к заветным сундукам. За хорошее приданое жабу в дом возьмет. Жаба не жаба, а подумать стоит… Подумаем?

"Ага," — кивнул Тюха, не зная, о чем он должен думать вместе с королем.

— Эгмон Бастард, граф д'Эмуле? Идиот. Надутый пузырь. Мечтает о наследнике хороших кровей. Если правильно повести разговор… Маркиз Пьерли? Новодел, из купцов. Любит рыцарские романы с продолжениями. Может клюнуть. Что ж, будем пробовать. Хорошая мина при плохой игре. Турнир, что ли, устроить? Для видимости? Ладно, поздно уже. Спокойной ночи, молодой человек.

Когда с тобой разговаривают, как с вещью, слегка обидно.

— Спокойной ночи, Ваше Величество…

Наутро Тюха узнал, что Серджио Романтик отправил пять гонцов — к двум баронам, одному графу, одному маркизу и какому-то виконту, о котором ночью разговора не шло. С предложением взять в жены принцессу Марию-Анну. Срочно. Торг уместен.

Спустя неделю пятерка претендентов зарегистрировалась у нотариуса в качестве потенциальных участников турнира. Виконт оказался двоеженцем и из списка выпал. Зато добавился престарелый сэр Мельхиор, с недавних пор Мельхиор Драконоборец. Старец забыл, зачем люди женятся, и хотел вспомнить заново.

Турнир назначили в конце месяца.

За день до турнира Тюха сбежал из замка. Псарь Гервасий и верная Муми Тролль отправились проводить друга до излучины Бурблюхи, откуда Арчибальд Тюхпен, бывший паж принцессы Марии-Анны, собирался отплыть в дальние страны.